В Россию приезжает с гастролями знаменитый бельгийский композитор Вим Мертенс. Концерты пройдут в Москве, Санкт-Петербурге, Казани и Ростове-на-Дону. В преддверии турне «Известия» побеседовали с экстравагантным мэтром о его уникальном творческом подходе, вокальных талантах и отношении к современной электронике.

Закадровая политика: Эннио Морриконе сочинил музыку к 500 фильмам

И останавливаться не собирается

— Вы не в первый раз приезжаете в Россию. У вас получается наладить контакт с нашей публикой?

— Представлять свою музыку в России было для меня непростой задачей, когда я приезжал в 2002 году. Так что я ожидаю многого от нового турне — ведь теперь я буду играть не только в Москве, но и в Казани и в других городах. Мне интересно увидеть, как будет принята в России музыка другого континента.

— Но Бельгия всё же не так далека от России. Или вы имеете в виду связь вашей музыки с американским минимализмом?

— Я не очень люблю сам этот термин… Я написал об американских минималистах книгу еще в 1980-е, но, в общем, никто из композиторов этот термин не любит. Он скорее маркетинговый, чем музыкальный. Дело не столько в технических методах композиции, сколько в том, как открыть дорогу тем, кто искал собственный голос в музыке. Это движение, которое условно называют минимализмом, было реакцией на европейский авангард. И само расстояние, отделяющее Европу от США, помогло уйти от, как казалось тогда, общей тенденции.

Вим

Фото: Wim Martens

— Вас никогда не привлекала амбиентная музыка — она во многом стала главным постминималистским трендом?

— Это концептуальная музыка, а идея концептуальной музыки никогда не была мне близка. Я предпочитаю спонтанность; даже если в процессе сочинения я зайду в тупик, у меня всегда остается мой голос, чтобы найти интересный способ разрешить проблему. Голос для меня не инструментален, это нечто телесное, практически орган. И в этом смысле голос куда ближе к человеку. А создание концепции, вокруг которой потом искусственно создается звуковой материал, мне лично не слишком интересно.

— Но ведь вы не профессиональный певец. Почему не пригласить для пения профессионала?

Когда закончился джаз: каким мы запомним Мишеля Леграна

Автор музыки к «Шербурским зонтикам» и «Афере Томаса Крауна» был прекрасным композитором и виртуозным музыкантом

— Я впервые запел в 1986-м и следующие четыре года искал свой голос. Это был медленный процесс. Примерно в то же время я стал писать для хора бельгийского радио и много работал с вокалистами и вокалистками, которые специализировались на очень старой музыке — ренессансной, средневековой. И это был именно тот тип голоса, который меня интересовал. Не современная оперная традиция, а голос более отчетливый и не зависящий от привычных текстов, от их семантики. В тексты, которые я использую в своей музыке, я могу вложить практически всё — анекдоты, имена, что угодно. И еще для меня голос — единственный инструмент, который не переносится на ноты на все 100 процентов. Это очень важно. Голос не поддается абсолютно точной нотации, голос тянется творить, а акт творения всегда означает что-то неожиданное, случайное. Голос может вести за собой всё остальное — вы услышите это на концерте. И это очень важная роль. В западной музыкальной традиции эта роль несколько потерялась, так что я хотел создать новую теорию и практику использования голоса.

— Как вы пишете музыку — по-старомодному, на листах нотной бумаги, или пользуетесь компьютером?

В основном, как и века назад, это бумага и ручка. При записи в студии, конечно, используются компьютерные системы, но сами звуки по большей части извлекаются из традиционных акустических инструментов. В 1980-е я иногда использовал синтезаторы и сэмплеры, но при сочинении музыки я предпочитаю проверенные способы. Но всё же я считаю, что в 2019 году надо использовать весь технологический арсенал, который есть у современного музыканта. Когда я начинал, всего этого просто не было. Сам доступ к студии был для многих молодых композиторов затруднителен — это попросту было очень дорого. Но сегодня всё изменилось, сочинение и запись музыки стали, наверно, самым демократичным видом искусства.

Фото:  Getty Images/Juan Naharro Gimenez/Redferns

— В 1980-е вы говорили, что не очень высоко оцениваете свое умение играть на фортепьяно. С тех пор ваша техника улучшилась?

— Мое первое музыкальное образование было по классу классической гитары, еще в 1960-е. В 12 лет я начал играть и на фортепьяно. Но я до сих пор подхожу к клавишным с позиции гитариста — так что многое в моей манере игры было и остается нестандартным, с точки зрения классического пианизма. Я всегда хотел создавать нестандартную музыку и именно с этой позиции подходил и к использованию щипковых, струнных и перкуссии. Очень важно уметь выйти за пределы традиционного функционала для этих групп инструментов. Струнные не обязательно должны использоваться для лирических партий, можно переключить их на партии, традиционно достающиеся перкуссии.

Человек со звездой: Ханс Циммер приучил Голливуд к новым звукам

Как кинематограф стал источником музыкальных знаний

— Вы по-прежнему играете на электропианино с усилителем или переключились на респектабельный рояль?

— Мое старое электропианино Crumar у меня до сих пор сохранилось, но я на нем редко играю. Сегодня можно найти куда более продвинутые в технологическом плане клавишные, которые позволят использовать их нетривиально. Так, чтобы не следовать конвенциональному пианизму, а применить разные технические подходы.

— В России вы будете выступать соло, затем, в европейской части турне, сперва дуэтом, а затем в составе трио. Такое увеличение количества музыкантов — некая концепция?

— Рад, что вы задали этот вопрос. Иногда я просто настаиваю на различных прочтениях одних и тех же партитур. Есть версии для меня соло, для дуэта, для трио, для моего струнного квинтета Wim Mertense Ensemble, а в мае прошлого года я представлял свою музыку в Мексике под аккомпанемент полного симфонического оркестра. Все эти подходы как бы меняют наполнение одних и тех же групп композиций. И это еще один пример того, что меня не удовлетворяет, когда моя музыка исполняется в одной и той же инструментовке, с одним и тем же звуком. Кстати, американские композиторы всегда требовали как раз противоположного, они придают исключительную важность одному-единственному, точно выверенному звуку. Я на это стараюсь не полагаться. Я стараюсь представлять свою музыку в самых разных инструментовках. Надеюсь, что я еще раз приеду в Россию с той же программой, но с совершенно иным составом, чтобы вы смогли оценить и почувствовать разницу в разных трактовках.

Вим

Фото: Global Look Press/ZUMAPRESS.com/Dirk Waem

— Как вы оцениваете нынешнее состояние «серьезной» музыки? Не переживает ли она период определенного застоя?

«Люди всё чаще идут на концерты академической музыки»

Композитор Рашид Калимуллин — о возрождении интереса к высокому искусству, устаревании авангарда и протекционизме в сфере культуры

— Не думаю. Каждый год появляются новые голоса в музыке — и в серьезной, и в популярной, так что очень важно не терять контакт с новыми поколениями. Для меня очень важно, что я могу интегрировать эти новые голоса в свою музыку, работая в Бельгии и в других странах. Много интересного приходит из джаза, из поп-музыки, из традиционной классики. К тому же нет точного определения: что такое «серьезная» музыка? Для многих это просто инструментальная музыка, без вокала — но ведь это неверное мнение. Для меня более важно то, что я выступаю и как композитор, и как исполнитель — дополняя таким образом теоретическую сторону практической. Да и вообще, думаю, мы постепенно уходим от каких-то стандартных определений музыки — во всех ее разновидностях.

— Ваша самая, наверно, известная композиция — Struggle For Pleasure — используется как джингл крупнейшим в Бельгии оператором мобильной связи. Вы еще не устали слышать ее вокруг себя?

— Эта пьеса была написана в 1982 году, а стала использоваться в приведенном вами качестве лишь 18 лет спустя. И да, именно в этом контексте она и стала столь популярна в Бельгии. Эта музыка не была написана на заказ, для использования именно в такой среде — но она оказалась в ней весьма органична. Для меня очень важно, что моя музыка может органично вписываться в разное окружение, наполняя его новыми смыслами, — танец, театр, кино. Вообще, это очень странный феномен. Почти у всех композиторов есть сочинения, которые особенно сильно влияют на публику, — но это почти никогда нельзя предугадать или объяснить.

«Люди выбирают не голос, а человека»

Композитор и продюсер Константин Меладзе — о пути к олимпу, феномене Сьюзан Бойл и музыке-конфетке

— Тема Struggle For Pleasure также использована в композиции Café Del Mar техно-проекта Energy 52 — одного из самых главных треков в истории электронной танцевальной музыки. Вам никогда не хотелось самому сочинить что-то в этой области?

— Не особенно, если честно. Но для меня как композитора очень важно, что моя музыка вдохновляет других, стимулирует новые подходы. Традиционная классическая музыка, к сожалению, слишком застыла в каноне, мы не видим в ней гибкости. Она держится за прошлое — в том числе и в исполнительском отношении. Я не очень слежу за современной поп-музыкой, но в ней есть много интересного. Меня часто удивляет и поражает изобретательность, с какой во многих поп-песнях используются голос и музыкальные инструменты. Мне кажется, что «серьезным» композиторам надо стараться интегрировать эти новации в свое творчество. Для моей работы очень много значило появление многоканальной звукозаписи, а ведь первоначально это тоже была новинка из арсенала поп-музыки. И сегодня я использую много сложной студийной аппаратуры. Иногда все эти технические хитрости, конечно, раздражают, но я считаю, что мне повезло работать именно в такую высокотехнологичную эпоху.

Справка «Известий»

Бельгийский композитор Вим Мертенс родился в Нерпелте 14 мая 1953 года. Окончил Левенский университет с дипломом политолога, в Гентском университете получил образование музыковеда, изучал композицию в Гентской консерватории. Записал более 60 альбомов, также работал как продюсер с Филипом Глассом, Майклом Найманом, Стивом Райхом, Терри Райли. Европейскую известность получил в начале 1980-х, сочинив музыку к фильму британского режиссера Питера Гринуэя «Живот архитектора». По стилистике музыка Мертенса тяготеет к минимализму, хотя сам композитор предпочитает избегать этого термина.

Источник: iz.ru